12

     Вернувшись на неделю раньше из дома отдыха, Митин использует эти дни на подготовку доклада в Главном артуправлении у Заходера. На заседание, которое было назначено на 1 августа 1933 года, были приглашены крупные специалисты в области стрелкового и артиллерийского вооружения.

     Защита изобретения перед солидной аудиторией прошла успешно! Результатом доклада и последовавшего обсуждения стало решение о создании ячейки по «беззвучному» огнестрельному оружию при полигоне в Голутвино. Ячейку должен был возглавить И. Митин. На исследования была намечена сумма в 60 000 рублей, которая должна была пройти по бюджету 1934 года. К работе планировалось приступить с 1 января 1934 года. Кроме И. Митина в ячейку были включены еще два изобретателя — Вольский и Короленко, причем последний приступил немедленно к закупке необходимой аппаратуры.

     Дело сдвинулось в практическую плоскость и должно было в ближайшем будущем принести вполне осязаемые результаты, ведь у Ивана уже многое было проработано и испытано в кустарных условиях. И вот наконец-то было принято решение о денежном вознаграждении. Но что это? Молодому изобретателю за всю проделанную им работу была выдана премия в 1000 рублей, которая окончательно похоронила все мечты и надежды Митина на получение крупной суммы денег. Однако в это же самое время набирал обороты другой маховик... Вскоре произошло вполне объяснимое, предсказываемое знакомыми и коллегами Ивана, да и вполне предвиденное им самим. Только случилось это, как всегда, неожиданно и застало его врасплох. Уж слишком он был занят предстоящей работой над «беззвучным». Нет, когда угодно, но не сейчас! Однако…

     4 октября 1933 года, возвращаясь поздно вечером из своего наркомата, Иван остановился, чтобы прикурить. Как только он поднес руки с зажженной спичкой к сигарете, к нему подошли два человека в штатском, один — сзади, другой — спереди. Один из них приказал не шевелиться, держа направленный на Митина пистолет. Они быстро обезоружили его, и Иван оказался во внутренней тюрьме Лубянки.

     В руки ОГПУ попала убийственная улика против И. Митина — написанная им накануне на листке из школьной тетради листовка с громким названием: «Воззвание Центрального штаба действий к  работникам железнодорожного транспорта». Ее содержание имело ярко выраженную антисталинскую и  антисоветскую направленность и по тем временам представляло собой пример уже давно не виданной  дерзости  по отношению к существующему режиму. Вот текст этого воззвания, каждое слово которого бьет прямо в цель.

К работникам железнодорожного транспорта. Знай правду о «Свободной» Стране Советских Рабов (СССР)

1. Где обещанные 7—8 часов труда? Кто из вас работает меньше, чем при царском режиме? Общественные нагрузки, субботники, встречные, ударничество и прочие виды мифического социалистического труда лишили трудящегося даже минимального времени для отдыха и сна.

2. Где обещанные «каждому по потребностям»? Ложь. Нищенская зарплата (3—7 руб. золотом в месяц). Кто из вас получал столько в дореволюционное время? Никто.

3. Где обещанный свободный труд? На деле — рабство. Монополия труда в руках государства отняла  у трудящегося даже пресловутый «Юрьев день», бывший при крепостном праве. Кто из вас располагает собой? Никто. Ты раб, с тобой что хотят, то и делают, куда хотят, туда и посылают, что заставят, то и  делай, что дают, то и бери, в противном случае,  если раб не слушается, он не ест, он умрет с голоду, его выгонят из помещения.

4. Где свобода слова и печати? Чушь. Говори и пиши только за коммунистов. Почему даже в капиталистических странах есть свобода печати и выходят коммунистические газеты и журналы? Трусят.  Им нельзя допустить, чтобы трудящийся знал правду.

5. Где все остальные обещания? Миллионы заключенных, ссыльных, тюрьмы, расстрел без суда, пытки в застенках, голод и рабский труд — вот что вместо обещанного. Полуторамиллионная опричнина палача рабочего класса Сталина сковала цепями 160 миллионов народа. Прошло 17 лет, и с каждым годом кабала усиливается. Палач наглеет. Миллионы  жизней уходят, и обманутые продолжают ковать для себя цепи. Вас Вас воспитывают в рабском покорении и рабской религии. Растут молодые рабы, которые не имеют понятия о свободной жизни. Ты обманут. 

Если ты не хочешь быть рабом, если ты не трус и не предатель, знай, что надо делать:

1. Объединяйтесь в группы, проверяя людей делом.

2. Создавайте станционные, участковые и дорожные штабы действия.

3. Связывайтесь с трудящимися  городов и сел и там организуйте такие же штабы.

4. Саботируй выполнение всякого советского задания как по службе, так и на стороне, применяя все возможные способы, помня, что в противном случае ты закрепляешь свое рабство.

5. Если организация еще не оформилась, действуй в одиночку.

6. Разрушай все, что можно, помня, что ты разрушаешь рабский строй.

7. Вооружайтесь.

8. Уничтожай опричнину — коммунистов и их прихлебателей.

9. Готовь вооруженное восстание.

Центральный штаб действий

     Многое из этого воззвания окончательно вызрело у Ивана во время долгих бесед с Рабиновичем, многое он чувствовал и понимал сам, что-то пришло  под влиянием взглядов Петра Орелкина.

     Текст был написан И. Митиным 4 октября, т.е. в тот же день, когда его арестовали. В наркомат листовку он принес, чтобы показать и обсудить ее содержание с коллегой по работе инженером планового отдела В.Н. Долинским, с которым они также нашли общий язык якобы на почве недовольства существующими порядками. Однако листовка оказалась в ОГПУ, как только на ней высохли чернила. По всей видимости, Долинский по заданию оперработника спровоцировал Митина на написание листовки, а когда она оказалась у него в руках, сразу же передал в ОГПУ. Иван тут же был взят с поличным.

     Ко времени ареста кроме вышеназванной листовки у ОГПУ имелись и другие материалы, которые по меркам того времени считались преступными. Некоторое время до ареста за Митиным негласно велось наблюдение и прослушивалась квартира, где проживали Иван, Василий и Маргарита Митины. Вдобавок и сам Иван, очевидно по причине своей политической наивности, был не очень осторожен. Его рассуждения о методах свержения ненавистной власти не находили поддержки даже у Давида Рабиновича, который предостерегал: «Горячий ты, Ваня, держи себя поосторожней, иначе тебя быстро сцапают. Террор и вооруженное восстание для настоящего момента неприемлемы, все можно сделать тише и спокойнее, для чего нужна политическая борьба».

     Версия, что это была тщательно продуманная операция Транспортного отдела ОГПУ, находит  подтверждение в материалах следственного дела и выглядит вполне правдоподобной. Так, на протяжении нескольких месяцев следствия В. Долинский ни минуты не был на подозрении как участник той самой контрреволюционной группы, которую якобы организовал Митин. Он  выступал только в качестве свидетеля, в то время как Рабинович и Орелкин, которые не имели никакого отношения к составлению листовки, проходили по делу как участники-заговорщики, члены Центрального штаба действий. 

     Листовка-воззвание по своему содержанию давала широкий простор для фантазии, что и было максимально использовано следователем ОГПУ Бененсоном для превращения неосторожно высказанных на бумаге мыслей отдельного человека в план действий контрреволюционной, владеющей опасным оружием организации террористов.

     Как и многие другие следственные дела 30-х годов, дело Митина изобилует несуразицами, отсутствием фактов, подтверждающих предъявленное обвинение, лишено логики и здравого смысла и почти все построено на признании своей вины и показаниях Ивана на всех «участников контрреволюционной террористической группы». Также в основу дела легли показания против себя Василия и Маргариты Митиных, признание ими своей вины.

     При гласном, открытом рассмотрении этого дела, да еще при наличии адвоката оно бы рассыпалось в течение первых нескольких минут. Но Особая коллегия ОГПУ в то время, по-видимому, не особенно задавалась вопросами истинности показанного обвиняемыми, которые «стремились полностью разоружиться перед народом». Для нее все было ясно и понятно: все, проходящие по делу, происходили из чуждой среды, имели  негативное отношение к советской власти. Остальное было не особенно важно.

13

     Во время допросов на Лубянке И. Митин был сломлен. Сказались характер Ивана, его качества, которые проявились во время чисток 1929 года, когда вопреки своим убеждениям он мог стать на чуждую ему сторону для достижения своих корыстных целей. В первые дни, желая представить листовку-воззвание как  написанную им для «прощупывания» позиции коллег и выявления их «истинного» лица, с тем чтобы потом проинформировать ОГПУ, Митин пытался запутать следователей. Однако вскоре понял, что придуманная им на ходу версия выглядит совершенно неубедительной. И тут, не без помощи следователей ОГПУ, он понимает, что его ждет. Месяц спустя после ареста, доведенный до отчаяния и не видя выхода, Иван дрожащей рукой пишет на обрывке оберточной бумаги предсмертную записку, упоминая в ней и злополучного Долинского, и осколком стекла вскрывает себе вены… Все! Жизнь закончилась. Прощай, тройка с бубенцами, прощай, сытая и безбедная жизнь, прощайте, мечты о славе и богатстве!

     Но на этот раз ему не суждено было умереть. Бдительный охранник Бутырского изолятора вовремя заметил лежащего без движения заключенного, и Митин был спасен.

14

     С «того света» вернулся уже другой человек. Он охотно дает показания, аккуратно и тщательно описывает все, о чем его спрашивают. Отстраненно, с ненужными и даже опасными подробностями пишет о себе, своем брате, сестре. Под диктовку следователя Бененсона представляет свои исследования в области «беззвучного» оружия как проводимые с единственной целью — создать оружие для покушения на руководителей страны. Говоря  о брате Василии, он покорно подтверждает, что тот принимал самое активное участие, был в курсе всех основных достижений, помогал в нелегальном приобретении огнестрельного оружия (тот просто, бывало, воровал его). Кроме того, убеждал Ивана прекратить передавать «беззвучное» оружие Управлению военных изобретений, порвать с УВИ и ОГПУ. Следователям это и было нужно: как же без Василия — организации не получится! 

     Иван уже почти любит ОГПУ. Он пишет: «Передо мной проходили процессы вредителей и террористических актов. Я давал им свою оценку, повторял лозунг Сталина “Техника в период реконструкции решает все”. Так, как раньше вредили, так, как производились до этого теракты, для сего дня старо. Для этого нужно заставить служить технику, и я заставлю ее служить врагам Советской власти, дав “беззвучное” огнестрельное оружие. Считая себя обреченным, проникшись есенинскими мыслями, я перестал уважать и ценить свою жизнь. Человек, дошедший до такого состояния, способен либо на самоубийство, либо на совершение терактов. Прочитав книгу самоубийцы, я решил, что если умирать — вопрос решенный, то нужно отомстить за свою жизнь. Обыватель по-своему представляет работу ОГПУ. Чем умирать замученным в застенках ОГПУ, я предпочитал самому покончить с собой. Но нет ничего сильнее, чем действующее даже на дикого зверя внимательное отношение и заботливость. Все, что я себе мысленно рисовал о “застенках”, разбилось в несколько дней. Уяснив же в действительности, что ОГПУ не только карает, но и перевоспитывает людей, я был совершенно сбит со своей казавшейся мне твердой платформы. Трудно передать все свои переживания за очень короткий, но для меня очень большой, месячный срок. Анализируя всю свою жизнь, все свои поступки, все свои мысли, я чувствую невольную неловкость за проявленную заботливость и вежливость к такому низкому человеку, каким я стал. Требуя от Управления военных изобретений за свое изобретение 100 000 рублей, я даже в последнем случае скрыл от УВИ целый ряд основных данных, касающихся “беззвучного” оружия…

     Признавая совершенное мною тяжелое преступление и еще более тяжкое, к которому я готовился, разоружаюсь полностью и своей исповедью искренне желаю помочь уничтожить весь созданный мною гнойник на здоровом теле рабочего класса.

     Свой пройденный позорный путь, контрреволюционную работу и все свои преступные мысли, направленные на свержение Советской власти, я со всей решительностью осуждаю, порываю со всем своим прошлым бесповоротно навсегда.

     Я молод, довольно упорен и настойчив в своей технической работе, имею достаточно сил и энергии, для того чтобы искупить совершенное мною тяжелое преступление.

     Я имею 14-летний опыт в работах над “беззвучным” огнестрельным оружием, предназначавшимся мною для борьбы с рабочим классом. Если найдете это возможным, отдам всю свою энергию и знания, для того чтобы это оружие стало достоянием рабочего класса и послужило приближению Мирового Октября. В возможно минимальный срок я обязуюсь дать лучшие образцы “беззвучного” огнестрельного оружия. Этой работой я практически, насколько возможно, постараюсь показать, что и из меня может быть человек.

Теперь жизнь для меня наступает иная,

К черту старое, с ним навсегда порываю,

Отдам всю энергию, ум и свою архивную массу,

А “беззвучный” пойдет на службу рабочему классу.

И.Г. Митин, 6—7 декабря 1933 г.»

15

     После чистосердечных признаний И. Митина, арестов и допросов всех проходящих по делу следствием было завершено написание обвинительного заключения.

     Формула обвинения звучала таким образом:

     «В НКПС Транспортным отделом ОГПУ раскрыта и ликвидирована контрреволюционная террористическая группа. Ход следствия показал, что контрреволюционная террористическая группа была исключительно законспирирована, имела в своем распоряжении оружие и боеприпасы, причем для осуществления терактов намечала использовать специальное оружие с “беззвучной” стрельбой.

     Организатором и руководителем контрреволюционной террористической группы был инженер И.Г. Митин, он же изобретатель огнестрельного оружия с “беззвучной” стрельбой.

     Контрреволюционная террористическая группа, зародившаяся в марте — июле 1933 года, ликвидирована в период ее организационного оформления и активизации подготовительных мер по осуществлению актов центрального террора».

     Группа, согласно версии обвинения, состояла из следующих лиц: кроме Ивана Митина в нее входили брат — Василий Митин, сестра — Маргарита, а также коллеги Ивана по наркомату — инженеры Петр Орелкин и Давид Рабинович.

     Следователя Бененсона не смущал факт, что ни Орелкин, ни Рабинович в глаза не видели и не знали, что Митин написал листовку-воззвание, а брат Василий уже несколько месяцев был в командировке и, естественно, также не имел представления о листовке. Сестра Маргарита вообще была далека от политических вопросов, и ее главная вина заключалась в том, что все Митины проживали в одной квартире и она присутствовала при разговорах братьев, открыто выражавших недовольство существующими порядками. 

     Однако требовалась именно «организация», и в нее были включены все неблагонадежные из ближайшего окружения Ивана.

     Далее обвинение продолжало: «Основным методом борьбы с Советской властью контрреволюционная группа избрала террор. Для осуществления терактов над членами правительства и руководителями ВКП(б) группа располагала огнестрельным оружием, боеприпасами и специальным конспиративным оружием “беззвучной” стрельбы, изобретенным И. Митиным и В. Митиным.

     Для осуществления терактов контрреволюционная группа  вела исключительно интенсивную подготовку. Места проведения терактов: Кремль, который по роду своей службы в НКПС И.Г. Митин посещал неоднократно, заседания ЦИК и СНК. Большой театр — удобное место, где на проходящих в нем торжественных собраниях, съездах Советов, вечерах можно было встретить членов правительства, а при случае — и Сталина. Соответственно намеченным вариантам контрреволюционная группа приступила к изготовлению специально приспособленного оружия, наиболее удобного, по определению членов контрреволюционной группы, для каждого варианта в отдельности».

     Спустя несколько недель к обвинениям в террористической и контрреволюционной деятельности прибавились и обвинения в фашизме. Следует сказать, что тема фашизма в это время  (а шел 1933 год) была актуальна, особенно в связи с победой национал-социалистов в Германии. Это находило отражение в советских газетах, обсуждалось в обществе. Естественно, обсуждения и обмен мнениями по этому вопросу велись и среди коллег Митина по наркомату путей сообщения. Митин с симпатией относился к фашизму, считал его идеи привлекательными, часто спорил с Рабиновичем, который не был в восторге от взглядов национал-социалистов по причине их откровенного антисемитизма. 

     Следствие не стало разбираться в тонкостях суждений обвиняемых, и спустя некоторое время «контрреволюционная террористическая группа НКПС» стала еще и «фашистской организацией». Иван покорно подтверждает, что создаваемая им контрреволюционная организация преследовала целью свержение существующего коммунистического строя и установление в СССР фашизма. «Я решил служить фашизму», —  пишет он в своих признаниях. И явно под диктовку следователя продолжает: «Передавая фашизму свое изобретение — “беззвучное” огнестрельное оружие, я дал бы возможность фашистам использовать его для борьбы со своими противниками — коммунистами». 

16

     Если работу следствия с арестованным И. Митиным можно было считать успешной, то с некоторыми другими членами террористической группы  все было не так просто.

     Было ясно, что ни Рабинович, ни тем более Орелкин, как уже говорилось, не имели никакого отношения к созданию листовки, хотя наверняка все, что там написано, было им близко. Они смутно представляли, чем в свободное от службы время занимался их коллега Митин. Рабинович только с немногих слов Митина знал, что тот занимается каким-то специальным стрелковым оружием, видел книгу Митина, которую Иван приносил в наркомат для отправки секретной почтой в штаб вооружений РККА, но не более.

     Рабинович и Орелкин оказались людьми совершенно иного типа, и следствию не удалось выудить из них показаний ни против себя, ни против других «членов организации». Давид Рабинович держался спокойно, уверенно, твердо. Понимая, что против него нет никаких улик, он отвергал все показания Ивана Митина. На очных ставках вел себя спокойно, отвечал лаконично, не давая  следствию зацепиться за неосторожно оброненное слово. 

     Петр Орелкин и в повседневной жизни был весьма своеобразным человеком. Он не участвовал ни в каких общественных и партийных делах, но иногда мог ввернуть острый политический анекдот, сожалел, что имеет высшее образование, и мечтал быть рабочим-золотарем, категорически отказывался от продвижения по службе. Насмешливый и дурашливый, он превращал очные ставки в карикатуру, доводя следователя до бешенства.

     Будучи осведомителем ОГПУ (видимо по принципу «лишь бы отстали») он «вовремя» не сообщил о занятиях Ивана Митина, так как «не придал этому значения».

     Что касается брата, то вовлечь Василия в созданную летом 1933 года контрреволюционную террористическую фашистскую организацию, по признанию самого И. Митина, не получилось по причине отсутствия брата в Москве. Из длительной командировки Василий вернулся лишь в декабре 1933 года, уже после ареста Ивана. Тем не менее следствие считало, что Василий и Маргарита Митины подлежали аресту, так как были в курсе контрреволюционных целей И.Г. Митина.

     На допросах Василий не остается в долгу перед старшим братом (а возможно, он делал это по просьбе Ивана, который решил взять всю вину на себя и тем самым спасти близкого человека). На словах В. Митин раскаивается в совершенном преступлении, сваливая все на Ивана: «Становятся страшными моя близорукость и тот путь, на котором я находился. В этом, безусловно, виноваты мое воспитание и те политические взгляды, которые мне привились благодаря влиянию брата».

     Само собой разумеется, что сестра Маргарита участвовала в разговорах братьев, часто соглашалась с ними, особенно когда речь заходила о большевистской диктатуре, мнимой свободе слова, тяжелой жизни, о том, что народом управляют больше евреи и армяне, о насилии над крестьянством и принудительном создании колхозов. Да мало ли о чем могли говорить люди в семейном кругу! В ее присутствии братья свободно обсуждали и вопросы, касающиеся их работ по  огнестрельному оружию.

     Что же могла рассказать немолодая, не очень счастливая женщина о коварных планах Ивана? Тут ей на помощь приходят следователи ОГПУ: «Использовать оружие “беззвучной” стрельбы в борьбе с Советской властью брат Иван мыслил следующим образом: пробраться за границу, запродать там свое изобретение, наладить там массовое изготовление и нелегально наладить его отправку в СССР. На случай каких-либо осложнений в стране и войны с Советской Россией этим оружием можно будет внести опустошение в тылу и в армии». Всего-то, пара пустяков!

     Таким образом, фашистская контрреволюционная террористическая организация под грозным названием «Центральный штаб действий» выглядела довольно комично, если бы не трагические последствия для ее «членов».

     Однако все эти несуразицы для следователя Транспортного отдела ОГПУ Бененсона — не проблема: «Все члены группы достаточно изобличаются»…

     И вот 28 февраля 1934 года Коллегией ОГПУ СССР И.Г. Митин приговаривается по ст. 58-8 УК к высшей мере наказания с заменой на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Остальные участники группы получили меньшие сроки. 

История ОГБ статьи

Далее