II

Особое техническое бюро – 4 Спецотдел НКВД

Однако практика использования принудительного высокоинтеллектуального труда далеко не заканчивается описанной выше историей остехбюро ОГПУ. Вторая редакция этой структуры в составе органов госбезопасности возникает совсем скоро, не проходит и трех лет. Массовые репрессии 1937–1938 гг. снова наполнили тюрьмы и лагеря учеными, конструкторами, инженерами и опытными техниками, обескровив многие отрасли народного хозяйства. Лишь в ГУЛАГе НКВД, по учетам специальной картотеки, числилось около 36 тысяч специалистов различных профессий .

Комплекс обстоятельств, подобный тому, что сложился к рубежу 1920 – 1930-х гг., усугубленный ростом международной напряженности, настойчиво требовавшей мобилизации всех имеющихся ресурсов, вынуждает руководителей страны снова прибегнуть к испытанному способу организации труда заключенных специалистов. Второе лицо в руководстве СССР — В.М. Молотов , намного позже, в одном из своих интервью, выразился просто: «...туполевых посадили за решетку, чекистам сказали: обеспечивайте их самыми лучшими условиями, но не выпускайте! Пусть работают, конструируют нужные для страны вещи, это нужнейшие люди» . Однако обстановка в стране заметно ужесточилась, что сказалось на отношении к арестованным. Раздавленные морально, ослабленные физически, подследственные конца 1930-х разительно отличались от коллег по несчастью начала десятилетия.

Новая система особых бюро в основном была построена на базе предыдущего опыта. Однако почти все руководители – организаторы аналогичных учреждений первой половины 1930-х годов, были репрессированы, поэтому многое пришлось постигать заново.

Практические шаги по созданию отдела особых конструкторских бюро в центральном аппарате НКВД относятся к первой половине августа 1938 года. Непосредственная работа по организации подразделения по использованию заключенных специалистов была поручена М.А. Давыдову. Квалифицированный инженер и опытнейший организатор производства на ряде ведущих предприятий страны, Давыдов воспринял новое назначение в качестве наказания и неоднократно, но безуспешно обращался с просьбами вернуть его на завод или стройку.

Давыдов Михаил Аркадьевич

Вторая половина августа и весь сентябрь 1938 года под его руководством составлялись списки осужденных и находящихся под следствием специалистов, отбирались темы работ. В сжатые сроки была определена структура будущего отдела, принципы его функционирования, велась работа над проектом Положения об отделе, срочно подыскивались помещения, составлен примерный перспективный план и некоторые работы уже были начаты.

В октябре 1938 года приказом НКВД СССР был образован Отдел особых конструкторских бюро, который менее чем через месяц получил новое название – 4 Спецотдел НКВД СССР .

В январе 1939 года, в соответствии с шифровкой ЦК ВКП(б) от 07.01.1939 № 47/б, Совнарком СССР вынес решение о реорганизации 4 Спецотдела в Особое техническое бюро (ОТБ) при Народном комиссаре внутренних дел с непосредственным подчинением ему же . Одновременно был назначен руководящий и оперативный состав ОТБ в количестве 64 человек. Вскоре нарком Л.П. Берия объявил о назначении М.А. Давыдова своим первым заместителем, а чуть позже – начальником Особого технического бюро при наркоме внутренних дел СССР.

Удивительно, но через месяц после этого назначения, в марте 1939 года, Давыдов был арестован за принадлежность к антисоветской вредительской организации и проведение вредительской подрывной работы на ГАЗе. Здесь под боком у всесильного наркома, в НКВД, его настигает дело, начатое еще в 1937 году в г. Горьком, по которому проходили многие руководители горьковского автозавода. И что же Лаврентий Павлович? Ничего.

Вместо М.А. Давыдова, начальником Особого технического бюро при НКВД в ноябре 1939 года был назначен молодой специалист В.А. Кравченко , хорошо образованный и способный инженер, умелый организатор. В органы госбезопасности он был направлен по партийной мобилизации с должности начальника лаборатории радиопередающих устройств инженерно-технической академии связи им. Подбельского. С небольшими перерывами Кравченко будет руководить особыми техническими бюро вплоть до расформирования отдела в 1953 году.

Кравченко Валентин Александрович 

А тогда, в 1939 году, исходя из состава привлеченных специалистов (всего 425 чел.) и тем, отобранных к разработке, было организовано 6 групп: самолетостроения и авиационных винтов; авиационных моторов и дизелей; артиллерии, снарядов и взрывателей; порохов; боевых отравляющих веществ и противохимической защиты; военно-морского судостроения.

В качестве небольшого отступления хочется привести выдержку из архивного следственного дела одного из заключенных специалистов. Эпизод, по всей видимости, относится ко второй половине 1939 года. Вот как описывает Стомон Е.К., бывший заместитель начальника летной станции ЦАГИ, перевод его из тюрьмы в конструкторское бюро:

«Через некоторое время в камеру, вместе со следователем зашел еще один человек, как потом выяснилось, Кравченко. Со стэком в руках он имел вид дрессировщика диких животных. Он нам заявил, что мы будем переведены в другое место и начнем работать над конструкцией нового самолета. Если мы эту работу сделаем хорошо, тогда может встать вопрос о нашем освобождении.

Нас перевели на какую-то дачу в районе Подлипок и мы начали работать. Месяцев через 5-6 нас перевезли на 156 завод и организовали КБ. Мы жили надеждой на освобождение после постройки самолета».

Задача, поставленная руководством страны по привлечению подследственных и осужденных специалистов, потребовала особых подходов к ее решению, подведения соответствующей нормативно-законодательной базы, поиска решения по привлечению к работам лиц, находящихся под следствием, что было непросто даже в то время. Все-таки люди не шахматные фигуры. Им надо было объяснить их новый статус, причины по которым они привлекаются к работам в таких условиях, показать перспективы их дальнейшей судьбы, создать стимулы к труду. Поскольку при направлении еще не осужденных специалистов на работу в ОТБ и другие подразделения НКВД временно прекращалось проведение всех следственных действий, складывалась парадоксальная ситуация. До суда незавершенное дело довести было практически невозможно. Но также невозможно было и освободить арестованных, поскольку им предъявлялись тяжкие обвинения, и они в процессе жестокого следствия сами дали признательные показания на себя и своих товарищей. Нарком внутренних дел Л.П. Берия предложил разрубить этот «гордиев узел» способом так называемого заочного осуждения.

Получив согласие в ЦК ВКП(б), 16 октября 1939 года в Колонном зале дома № 2 на Б. Лубянке он организовал заседание комиссии, которая за считанные минуты решила судьбу 303 подследственных – будущих работников особых технических бюро НКВД, оказавшихся в таком неопределенном состоянии. На заседании каждому из них были определены тюремные сроки – 10, 15 или 20 лет ИТЛ, – о чем они не знали и вскоре, уже в начале 1940 года, после вынесения соответствующих приговоров Военной коллегией Верховного суда СССР, с изумлением и возмущением восприняли свое наказание, назначенное таким образом.

До каждого из осужденных приговор доводился лично заместителем начальника 1 Спецотдела НКВД А.Я. Герцовским под расписку. На их негодование следовал ответ, что ничего особенного в этом нет, что «вот пройдут-де испытания изделия и всех реабилитируют» .

Характерен диалог, состоявшийся между Л.П. Берией и подследственным А. Н. Туполевым, уже к тому времени находившимся в ОТБ: «Берия: Давайте договоримся, Андрей Николаевич, самолеты в воздух, а вы все по домам! Туполев: А не думаете ли Вы, что находясь дома, можно делать самолеты? Берия: Можно! Можно, но опасно. Вы не представляете себе, какое на улицах движение, автобус может задавить...»

Тем не менее, правовая коллизия с привлечением подследственных к работам в особых конструкторских бюро НКВД была формально, в большевистском стиле, разрешена.

В конце июня 1940 года, как и обещал Берия, большая группа заключенных специалистов ОТБ по ходатайству НКВД была освобождена. Однако вместо ожидаемой реабилитации им вручили помилование. Для людей, переживших незаслуженное осуждение, вынужденных пойти против своей совести, под пытками и давлением оклеветавших своих товарищей по работе, такое решение останется тяжелой ношей на всю жизнь. Но в тех условиях иного ожидать не приходилось. Не только потому, что власть не могла признаться в допущенных ошибках. Неподъемным грузом стало завершение дел, осложненных бесчисленными ложными показаниями на себя и своих коллег, саморазоблачениями, что требовало многих месяцев дополнительных разбирательств, проверок, новых допросов и т.д. Круг замкнулся, и разорвать его в тех обстоятельствах можно было только предложенным Берией способом.

Начав использовать арестованных и осужденных, что можно расценить как косвенное признание их невиновности, руководители страны не смогли до конца пройти путь признания массовых репрессивных акций 1937-1938 годов незаконными и необоснованными. Решение о заочном осуждении с последующим освобождением без реабилитации подчеркивало то, что власть оставляет за собой право по своему усмотрению распоряжаться судьбой любого человека, исходя из приоритета так называемых государственных интересов над интересами и правами отдельной личности. Для самих ученых, инженеров и техников тюремно-казарменные условия деятельности ОКБ НКВД казались относительным благом на фоне происходящего в стране. Все они, пройдя через унизительные допросы, пытки, угрозы, напуганные возможными репрессиями в отношении их родных, понимали, что работа в закрытых конструкторских бюро НКВД является реальной возможностью выжить самому и сохранить жизнь членам своей семьи.

Возвращаясь к первым месяцам работы ОТБ при НКВД, следует отметить, что штатных начальников – непосредственных организаторов деятельности коллективов особых технических бюро волновали далеко не правовые вопросы. Требовалось создать такие условия, чтобы обеспечить выполнение поставленных задач, обеспечить размещение, охрану, сопровождение заключенных, приемлемые бытовые и рабочие условия при соблюдении особого режима. Наладить материально-техническое снабжение, медицинское наблюдение и при необходимости лечение, а также оперативное обеспечение деятельности специального контингента. В кратчайшие сроки процесс формирования новой системы был завершен, а группы специалистов в это время уже работали над выполнением важных заданий, утвержденных правительством СССР.

Во второй половине 1941 года, когда в связи с начавшейся войной пришлось срочно остановить проходящую реформу органов безопасности, была принята новая структура НКВД. В ней ОТБ при НКВД потерял свой особый статус при наркоме, изменил свое название и снова стал 4 Спецотделом НКВД. В то же время следует отметить, что в него из других технических подразделений ведомства, где также трудились заключенные специалисты, были переведены ряд научно-технических направлений, имевших важное значение для оперативной деятельности ведомства. Расширился круг решаемых задач, увеличился штат и численный состав ОТБ, в основном за счет создания мощной Центральной радиолаборатории (ЦРЛ) 4 Спецотдела НКВД.

В ЦРЛ работали известные ученые и практики страны, лучшие научные кадры, опытнейшие инженеры и техники, ведущие радиоспециалисты страны, которые были отобраны из числа заключенных, поступавших в тюрьмы и лагеря НКВД. За пять лет, с 1940 по 1945 гг., число высококвалифицированных заключенных специалистов ЦРЛ увеличилось на порядок (до 90 чел.), составив более 20% от общего числа работников радиолабораторий . За свои выдающиеся достижения и в качестве стимула к высокоэффективному труду, заключенные специалисты награждались освобождением. Однако и после этого наиболее ценные работники продолжали трудовую деятельность в ведомстве. Среди них можно назвать таких выдающихся радиоконструкторов и ученых как В.А. Котельников, А.Л. Минц, Л.С. Термен.

В марте 1944 года, подводя итоги деятельности за «пятилетку» (с 1939 по 1944 гг.) руководитель подразделения В.А. Кравченко перечислил наиболее значимые работы особых технических бюро и лабораторий 4 Спецотдела НКВД СССР . В числе таких работ были названы: пикирующий бомбардировщик Пе-2 (руководитель – В.М. Петляков); фронтовой бомбардировщик ТУ-2 (А.Н. Туполев); дальний высотный бомбардировщик (В.М. Мясищев); транспортный самолет Т-117 (Р.Л. Бартини); мощные авиационные моторы (А.М. Добротворский) и авиационный реактивный двигатель РД-1 (В.П. Глушко).

В докладе отмечалось большое количество разработок для артиллерии: броневая башня (С.И. Лодкин), универсальная 152 мм артиллерийская установка (Е.П. Иконников), универсальная 130 мм артиллерийская система для корабельных и береговых установок (В.И. Кудряшов), 45 мм, 76 мм, 152 мм пушки конструктора М.Ю. Цирульникова. К выдающимся достижениям в представленном отчете были отнесены подводная лодка (А.С. Кассациер) и стальной торпедный катер дальнего действия (П.Г. Гойнкис).

Совместными усилиями инженеров Казанского завода № 40 и специалистов–пороховиков ОТБ-40 отдела (Шнегас, Путимцев и др.) было освоено производство пороха к реактивным снарядам, разработан новый метод изготовления серной кислоты (С.Д. Ступников). Специалисты участвовали в строительстве и пуске новых заводов по производству баллиститных порохов (А.Э. Спориус, А.С. Бакаев, Д.И. Гальперин). Разработаны универсальные поглотители для войсковых противогазов (Я.М. Фишман).

В ОТБ-40 было доработано и принято на вооружение надульное устройство для бесшумной стрельбы «БРАМИТ» (И.Г. Митин), налажен его серийный выпуск для различных видов стрелкового оружия .

Инженер Митин Иван  Григорьевич 

Квалификация заключенных специалистов и сотрудников 4 Спецотдела НКВД позволяла проводить экспертные оценки по вопросу использования атомной энергии. Выполняя отдельные поручения, они внесли свою лепту в создание ядерного щита СССР.

За успешное выполнение правительственных заданий к 1944 году 29 работников 4 Спецотдела НКВД было награждено орденами и медалями, а наиболее отличившимся ученым и конструкторам присуждены Сталинские премии. За большую плодотворную работу артиллерийское ОКБ-172 4 Спецотдела награждено орденом «Отечественной войны» 1 степени .

Особые технические бюро 4 Спецотдела НКВД–МВД продолжали разработки вооружений и технологий военного назначения вплоть до 1953 года. После смерти И. Сталина, при проведении реформы органов безопасности структура особых конструкторских бюро, использующая труд заключенных специалистов, была ликвидирована, отдел расформирован. Генерал-майор В.А. Кравченко короткое время возглавлял другое техническое подразделение МГБ, однако после ареста Л.П. Берии был назначен на другую должность и отправлен подальше от Москвы.

Генерал-майор Кравченко В.А. 

На этом история так называемых «шарашек», которые все-таки правильно называть особыми техническими и особыми конструкторскими бюро ОГПУ–НКВД–МВД заканчивается. Третьего пришествия этой формы организации труда уже не было. Сталинская эпоха ушла в историю, а с ней и тюремные научные учреждения.

На протяжении тридцати лет,   в 1929–1934 гг. и 1938–1953 гг.,  в составе ОГПУ–НКВД СССР действовала система особых научных учреждений с тюремным режимом содержания работников, глубоко интегрированная с научно-промышленным комплексом страны.

***

Кратко оценивая роль ОГПУ–НКВД в выполнении задачи использования заключенных и подследственных специалистов, следует отметить в целом хорошую организацию и, по-своему, умелое стимулирование их труда, эффективное взаимодействие со смежными научными, производственными и обеспечивающими народно-хозяйственными организациями в наиболее сложный исторический период.

Следуя в общем фарватере проводившейся в СССР научной политики, принципы функционирования особых КБ органов безопасности имели свои отличительные особенности, усугублявшие отрицательные черты в целом командной системы управления советской наукой. Их деятельность характеризовалась многочисленными ограничениями свободного обмена научной и прочей информацией, а некоторых КБ – исключительной закрытостью, жесткой системой управления (режим гауптвахты), отсутствием конкурентной среды и реальной автономности, ограниченностью системы мотивации труда работника и возможностей его профессиональной коммуникации. Таким образом, здесь мы можем говорить об особом случае социологии научной профессии - о функционировании закрытых научных учреждений ОГПУ-НКВД-НКГБ, как довольно широко распространенного явления отечественной науки первой половины ХХ века.

Маловероятно, что руководители-практики органов безопасности в то время были знакомы с передовыми достижениями отечественной и зарубежной мысли в части построения эффективных научно-технических институтов. Тем не менее, даже в тех, без преувеличения экстремальных условиях, интуитивно, они реализовывали отдельные наработки социологов-теоретиков. Но лишь отдельные, и то - «с натяжкой». Те же из принципов, которые каким-то чудом находили применение на практике руководителями ведомства и его подразделений, принимали в существовавшей социально-политической системе чрезвычайно искривленные, пародийные формы. А комплексный, если можно так выразиться, близконаучный подход к построению научных институтов в существовавших на тот момент политических и социально-экономических условиях был невозможен.

В те времена в нашей стране главным теоретиком всех наук, в том числе и социологии, был И.В. Сталин. На исполнительском уровне в органах безопасности его дело продолжали «ведущие социологи» ведомства и руководители его основных технических подразделений: Ягода, Прокофьев, Горянов, Ежов, Берия, Кравченко и другие. От них, от их личных качеств, способности прислушаться (или не прислушаться) к пожеланиям и рекомендациям специалистов, работавших в подразделениях, зависела степень создания оптимальной конструкции творческого труда, хотя и в очень ограниченных рамках. Выручало то, что незнание теоретических основ строительства и функционирования особых технических подразделений ведомства как научных институтов, в значительной мере компенсировалось «поступлением» в их ряды ведущих специалистов и организаторов промышленности страны. Как правило, они там сначала оказывались в качестве заключенных специалистов, а затем – штатных работников подразделения и даже его руководителей. Можно привести множество таких примеров. Подобных случаев могло быть на порядок больше, если бы освободившиеся специалисты не возвращались в народное хозяйство, которое также остро нуждалось в них.

В целом же, наличие в рядах тюремных ОТБ и ОКБ настоящих корифеев своего дела поднимало уровень проводимых работ, привносило высокий уровень научной культуры, традиции научной школы. Оценка, сделанная таким специалистом, заменяла экспертное заключение целого сообщества ученых данного направления, имей возможность работник закрытого бюро вынести ее на открытое обсуждение, как это принято в научном мире. Эти люди, несмотря на свой социальный статус, а вернее будет сказать на его отсутствие, обладали высочайшим авторитетом и во многом сами формировали состав творческих коллективов, претворяя принцип автономности воспроизводства научной профессии. Перед руководителями ведомства и подразделений стояла задача обеспечить поиск и доставку из любой точки ГУЛАГа требуемого, по подсказке уже привлеченных специалистов, работника для комплектования конструкторского коллектива под поставленные задачи.

На протяжении длительного периода, в течение нескольких десятилетий, существовала и совершенствовалась эта система поиска, отбора и направления специалистов, находящихся в исправительно-трудовых учреждениях ОГПУ–НКВД–МВД СССР. Таким образом, частично реализовывался принцип автономности профессии в привлечении новых членов. Однако в дальнейшем, человек оказывался в узком кругу закрытого учреждения, где проходила его деятельность как специалиста, и там, в тюремных условиях, осуществлялся контроль его профессионального поведения этой замкнутой научной средой. Да, именно контроль профессионального поведения! В закрытых бюро ведомства требовалось еще в большей степени подтверждать свой профессиональный уровень. Иначе – на лесоповал в отдаленном лагере «архипелага» ГУЛАГ.

Одним из столпов, на который опирается современная наука, является принцип свободы научного поиска. Всемерная поддержка этого принципа, и в первую очередь с помощью материально-финансовой подпитки - гарант устойчивого развития науки. В рассматриваемый период в большинстве случаев, особенно в Особом техническом бюро – 4 Спецотделе НКВД, да и ранее в Техническом отделении ОГПУ, отмечается определенная степень свободы, автономность в «выборе» конкретной работы. Выбор, как правило, состоял в том, что ученый направлялся в закрытое КБ для того, чтобы реализовать уже имевшуюся у него техническую идею, или продолжить прерванные арестом изыскания. Приказ о начале новой работы зачастую начинался словами: «В 4 Спецотделе НКВД разработано (предложено) то-то и то-то. Для проведения работ по этой разработке приказываю...». И далее шла организационная часть.

Гораздо менее свободны в определении тематики НИОКР были специалисты, выполнявшие задания оперативно-технических подразделений ведомства. Здесь царил жесткий заказ, и штатный работник воспринимал его как приказ, не подлежащий обсуждению. Привлекаемые специалисты, а это были, как правило, лица из числа осужденных, могли выбирать лишь между тем, чтобы остаться рабочим на строительстве очередного беломорканала, и переходом в т.н. «круг первый», то есть в ведомственную лабораторию.

Система поощрений за достижения работников подразделений ведомства в области научно-технической деятельности, конечно же, существовала. Но она также была очень далека от принятой в свободном мире системы вознаграждения, санкций и мотивации. В нашем случае практически отсутствовали общепринятые формы вознаграждения внутри профессии и под контролем этой же профессии, выступающие мощным стимулом для работника. Оно было заменено различными видами административных поощрений, таких как досрочное освобождение, снятие судимости, материальное поощрение, присуждение Сталинских премий. Административной же была и система наказаний. Механизмы, позволяющие добиваться именно научного, профессионального признания, что является одним из решающих факторов в поддержании социального здоровья научного сообщества, в то время в органах безопасности не работали.

Также, говорить о целостности отечественного научного сообщества – еще одном принципе построения науки как социального института, не приходится. Внутри «сообщества» существовали жесткие перегородки: административные, ведомственные, режимные. И если отдельные КБ 4-го Спецотдела НКВД еще имели, по разным причинам, некоторую свободу внешних профессиональных сношений, то наглухо закрытые подразделения оперативно-технического профиля практически полностью выпадали из научной коммуникации.

По причинам жесткого администрирования и закрытости ведомственной научной сферы, не существовало острой конкуренции между отдельными группами, ведущими параллельные разработки, поскольку такие группы и не создавались. В результате деятельности творческого коллектива, работавшего над поставленной задачей, руководство спецслужбы получало единственный вариант изделия, не имеющий конкурентного продукта. Это лишало внутренней творческой мотивации исполнителей, снижало темпы и уровень ведущихся работ.

Таким образом, в рассматриваемый период 1920–1950-х гг., основополагающие принципы построения и функционирования научных институтов, выработанные теорией социологии научной профессии, в описанных выше научно-технических учреждениях ведомства по различным причинам не принимались во внимание.

И тем не менее, результаты их работы говорят о их относительной эффективности. Судя по отчетам, ученые и инженеры выдавали «на-гора» научно-технический продукт довольно высокого уровня, обеспечивая потребности поддержания госбезопасности, обеспечения оборонных нужд, некоторых важных отраслей народного хозяйства.

Это объяснялось:

- наличием в их составе высококвалифицированных специалистов своего дела, ведущих ученых и производственников страны;

- высокой заинтересованностью в результатах их труда со стороны руководства страны и ведомств и, как следствие мощным материально-техническим и организационным обеспечением;

- созданием максимально возможных, в тех условиях, благоприятных условий труда, особенно в сравнении с невыносимо тяжелыми условиями трудовых лагерей и, таким образом, мощного мотивирования за счет включения «основного инстинкта»; другими видами мотивирования, пусть и административными методами, системой поощрений особо отличившихся, а в отношении заключенных специалистов применением особо значимой «награды» – досрочного освобождения со снятием судимости;

- хорошими организаторскими способностями руководителей ведомства, лично курировавших деятельность особых технических подразделений, и непосредственных руководителей этих подразделений.

На сегодняшний день, в нашей стране имеется достаточно большое количество научных учреждений, в значительной степени имеющих черты, присущие закрытым научным институтам. Закрытость негативно влияет на их эффективное функционирование, и требуется особый подход к поискам неких механизмов, которые смогли бы частично компенсировать эту «генетически» заложенную проблему.

Видятся следующие решения по повышению творческой продуктивности и активизации деятельности современных закрытых (режимных) научных коллективов:

- более активная дисциплинарная и междисциплинарная коммуникация – научно-технический обмен со смежными, близкими по направлениям поисков творческими коллективами; при ограничениях, вызванными необходимостью сохранения государственной тайны, необходимо искать возможности научной коммуникации в пределах «закрытого сообщества» – другими закрытыми научными учреждениями государственных институтов;

- максимальная свобода научного поиска, гибкая система создания творческих групп, возможность упрощенных путей решения организационно-штатных вопросов при организации групп по новым направлениям научных поисков;

- усиление автономности профессии в привлечении новых членов; тщательный поиск, изучение и отбор кандидатов для пополнения наукоемких направлений деятельности, с привлечением к этому процессу уже состоявшихся специалистов научной дисциплины;

- контроль профессионального поведения с уделением особого внимания научному совершенствованию исследователя, реальная оценка его личного вклада в дело;

- максимально ясная и справедливая система поощрений стремления к научному совершенствованию путем одновременного применения следующих механизмов научного признания:

     а) накопление профессионального статуса, что выражается в присуждении различного рода почетных наград и званий;

   б) признание «заметности» (visibility) профессионала, что обеспечивает дисциплинарную коммуникацию, обеспечивает расширение возможностей получать субсидии, гранты, специальные премии, стипендии;

- создание условий для возникновения творческой конкуренции, «острота конкуренции должна специально стимулироваться с тем, чтобы интенсивность деятельности была максимальной» .

Эти принципы просты и не являются новыми, они давно и хорошо известны, однако не всегда или формально применяются в процессе организации научной деятельности. Поэтому напомнить о них не будет лишним, что, в конечном счете, может способствовать эффективному управлению ею, адаптивному, устойчивому и конкурентному развитию различных закрытых (режимных) научных учреждений.

История ОГБ статьи

Часть 1. Остехбюро ЭКУ ОГПУ