26 сентября 1936 года Генеральный комиссар госбезопасности Г.Г. Ягода был освобожден от должности наркома внутренних дел СССР и на его место назначен Н.И. Ежов. Пребывание Ежова на посту наркома внутренних дел характеризуется резким усилением репрессивных мер в стране, причем НКВД стал одновременно инструментом и жертвой проводимой политики. Под каток репрессий в первую очередь попали руководители ведомства и отделов центрального аппарата. Старые руководящие кадры органов безопасности, действительно, недолюбливали Сталина, во многом не соглашались с проводимой им политикой, однако не выказывали открытого неодобрения.

Нарком НКВД Ежов Н.И.

После арестов руководителей НКВД высокого уровня началась цепная реакция: репрессиям подверглись начальствующий состав нижестоящих звеньев и ведущие сотрудники подразделений. На допросах многие следователи ссылались на специальное решение ЦК ВКП(б) о поголовном аресте старых чекистов, работавших при Ягоде.

Массовые репрессивные действия и одновременно проходившие в наркомате внутренних дел масштабные структурные преобразования способствовали уничтожению институциональной памяти, разрушению деловых и личных связей, обычаев и традиций, сложившихся в подразделениях. Неудивительно, что новое поколение работников ничего не знало о деятельности своих предшественников. Более того, сотрудники избегали интересоваться прошлым, понимая какую опасность это может представлять для них.

Период 1937-1938 гг. оставил глубокий кровавый след в истории Спецотдела. После взятия под стражу 16 мая 1937 года начальника Спецотдела Г.И. Бокия последовали аресты других сотрудников подразделения.

Глеб Иванович Бокий

Вскоре появилось анонимное заявление «группы чекистов» на имя Ежова, в котором указывалось, что Бокий морально разложился, устраивает с сотрудниками на даче в Кучино пьянки, что они приглашают артистов, развратничают — ходят вместе с женщинами в баню. Что сам Бокий окружил себя любимчиками, в отделе царит семейственность.

Заявление было проверено членом Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Осьмовым, который подтвердил, что действительно, «в отделе работает семья Титовых — 6 чел. В день именин Бокия приезжали художник Сворог, артист Дровянников с женой и др., была выпивка» . Несмотря на нейтральное, в целом, заключение по результатам проверки, партколлегия КПК 1 февраля 1938 года исключила начальника Спецотдела из рядов ВКП(б) как «предателя и врага народа» . Такой исход объяснялся просто: к тому времени Г.И. Бокий уже был осужден в особом порядке (т.е. без суда) к высшей мере наказания и 15 ноября 1937 года расстрелян.

Федор Эйхманс

Практически все арестованные сотрудники Спецотдела дали признательные показания, обвиняя своего начальника в проведении контрреволюционной деятельности, связи с Троцким, работе на английскую разведку, разложении и антисоветчине.

Кроме того, Бокия, его заместителя Ф.И. Эйхманса, руководителя 7 отделения Е.Е. Гоппиуса и научного консультанта отдела профессора А.В. Барченко объявили террористами, которые создали пиротехническую лабораторию для того, чтобы произвести взрыв в Кремле с целью уничтожения руководства страны.

Всего было арестовано и приговорено к высшей мере наказания и длительным срокам тюремного заключения более 20 сотрудников Специального отдела. Среди них — ключевые фигуры, опытные организаторы и руководители: начальник отдела, заместители начальника отдела, начальники отделений, начальник радиолаборатории, главный бухгалтер. Многие члены семей расстрелянных получили длительные сроки исправительно-трудовых лагерей. Аресты и увольнения из отдела продолжались и в последующие годы.

Также подверглось репрессиям руководящее звено бывшего Оперативного отдела — 2 отдела ГУГБ НКВД: начальники отдела К.В. Паукер и Н.Г. Николаев-Журид, заместитель начальника отдела З.И. Волович, главный инженер И.В. Винецкий, большое количество рядовых сотрудников подразделения.

Спецгруппа при НКВД, которая занималась разведывательной работой и подготовкой к проведению диверсионных операций в тылу противника на случай войны, по выражению следователей, стала «штабом насаждения шпионско-диверсионных элементов внутри страны и за кордоном, а также подготовки диверсионной работы внутри СССР» . При ее ликвидации пострадали руководитель подразделения Серебрянский и его помощник Сыркин, который, «как выяснилось», являлся польским шпионом с 1918 года, а с 1930 — еще и французским. «Шпионами и предателями оказались также и другие сотрудники Спецгруппы: Волков и Турыжников» . Прекратила свое существование Школа особого назначения Спецгруппы, которая занималась подготовкой и обучением соответствующих кадров. В это время Иноотделу НКВД было дано указание выявить всю агентуру Спецгруппы за кордоном и отозвать в СССР большинство из ее 212 агентов.

Репрессиям подверглись и руководители экономического управления ведомства, среди которых А.Г. Горянов–Горный — бывший начальник Техотделения (особые технические бюро) ЭКУ ОГПУ.

Представление о том, как фабриковались следственные дела и какие при этом применялись методы выбивания нужных показаний, дают свидетельства непосредственных участников тех трагических событий.

Бывший начальник 5 отделения Спецотдела капитан госбезопасности Леонов Владимир Яковлевич был осужден «всего» на 8 лет ИТЛ. Однако по окончании срока продолжал содержаться в лагере, где и умер в 1946 году, так и не добившись справедливого решения.

Леонов В.Я.

В августе 1939 года, после отхода от политики массовых репрессий, заключенный Леонов обращается к новому руководству наркомата: «...При первом допросе в тюрьме на Лубянке следователь 3 отдела ГУГБ Березовский потребовал признать себя участником контрреволюционной группы Бокия. Он предложил мне взять на себя меньшую вину добровольно. Все материалы для показания он мне продиктует. В противном случае мне придется познакомиться с Лефортовской тюрьмой. В Лефортове придется писать больше чем на Лубянке. При этом он добавил, что Лубянка — рабфак, а Лефортово — академия, а с академика больше требуется, чем с рабфаковца…

В Лефортово ко мне были применены такие методы допроса как резиновая палка, проволочная плитка, пружины, ножки от дубовых стульев и др. Мне часто не верилось, что я нахожусь в советской тюрьме. Эти истязания продолжались 3 месяца. От меня требовалось, чтобы я принял на себя звание активного участника группы Бокия и масонской ложи и старого провокатора. Мне предлагалось писать, что штаб этой группы был на даче Бокия, там же и масонская ложа, что ложу возглавлял некий Барченко. Все эти обвинения от начала и до конца исключительная наглая ложь и клевета на мое честное коммунистическое имя. Для чего все это сделано я до сих пор не могу понять.
...Мне было известно, что на даче Бокия собирается небольшая группа приближенных к Бокию сотрудников..., но [о контрреволюционной деятельности] я не знал и даже не подозревал, ибо у меня не было никаких данных подозревать Бокия в контрреволюционности».

Почти все сотрудники Спецотдела, арестованные в это время, прошли через этот ад — Лефортовскую тюрьму.

Тюремный врач Лефортово А.А. Розенблюм утверждала, что с декабря 1936 года по 31 января 1938 от побоев и истощения умерло 49 арестованных. Анна Анатольевна вспоминала: «Допросы происходили по ночам, а днем в камере спать не разрешали. Из всех камер, где происходили допросы, можно было слышать душераздирающие крики. Подследственных после допроса выносили на носилках. Были случаи, когда подследственные, не приходя в сознание умирали. Нескольким арестантам в рот наливался нашатырный спирт с целью вызвать ожог и ужасную боль во рту и дыхательных путях.

В одном карцере для подследственного приносился гроб, в который он ложился спать. Били пряжками поясных ремней, специальными резиновыми плетьми, каждый следователь бил своего подследственного как ему вздумается. Не было ни одного арестованного не избитого на допросах. Среди следователей выделялся Родос — самый жестокий. Он избивал до потери сознания. Фамилий некоторых арестованный я не знаю, так как они были под номерами.

Мною лично из кабинета следователей приходилось забирать подследственных в бессознательном состоянии, которые были избиты до неузнаваемости. Среди них Цвейк — из Коминтерна, Вейцер — бывший нарком внешней торговли, Крестинский — заместитель Наркоминдел, секретарь ЦК Кабардино-Балкарии, начальник отдела кадров НКВД Вейншток, нарком Белоруссии Блат, бывший нарком здравоохранения Каминский, Блюхер и его жена, бывший начальник Дальстроя Берзин».

А вот как это виделось из кабинета заместителя наркома внутренних дел М.П. Фриновского: «...Следователи делились на следователей–“колольщиков”, просто “колольщиков” и рядовых следователей. Следователи–“колольщики” бесконтрольно применяли избиения, в кратчайшие сроки добивались “показаний” и умели грамотно, красочно составлять протоколы.

Так как количество сознающихся арестованных при таких методах допроса изо дня в день возрастало и нужда в следователях, умеющих составлять протоколы была большая, т.н. следователи–“колольщики” стали, каждый при себе, создавать группы просто “колольщиков”. Группа “колольщиков” состояла из технических работников. Люди эти не знали материалов на подследственного, а направлялись в Лефортово, вызывали арестованного и приступали к его избиению. Избиение продолжалось до момента, когда подследственный соглашался дать показания.

Дальнейший процесс следствия заключался в следующем. Следователь вел допрос и вместо протокола составлял заметки. После нескольких допросов набрасывался черновик протокола, который шел на корректировку начальствующему составу отдела, а от него, еще неподписанным, на просмотр Ежову, и в редких случаях ко мне. Ежов просматривал, вносил изменения, дополнения. В большинстве случаев, арестованные не соглашались с редакцией и заявляли, что они на следствии этого не говорили, отказывались от подписи. Тогда следователи напоминали о “колольщиках” и подследственный подписывал протокол.

При таких методах настоящее следствие размывалось».

Фриновский пишет, что Ежов сам проявлял жестокость, в том числе и в отношении своих давних хороших знакомых. Участвовал в избиениях лично. Учил следователей «бить, бить и бить».

То, что произошло в НКВД в 1937-1938 годах можно назвать погромом. Накануне Второй мировой войны была проведена масштабная и очень «результативная операция», пошатнувшая одну из опор государства — органы безопасности. Неудивительно, что в объединенном отделе оперативной техники (12 отдел ГУГБ НКВД — 2 Спецотдел НКВД) в конце 1938 года кадровая проблема стояла наиболее остро. Подразделение просто задыхалось от нехватки сотрудников. Исполняющий обязанности начальника отдела Е.П. Лапшин, который стал третьим руководителем подразделения за последний год (после репрессированных С.Б. Жуковского и М.С. Алехина), докладывал, что «почти все сотрудники [отдела] — молодые, поступили на службу в 1937-1938 гг. и не имели достаточного опыта. В некоторых отделениях был целиком заменен штат работников» . Некомплект достигал 60-70 процентов. Из подразделения уже было уволено около 200 чел. и увольнения сотрудников продолжались. Теперь — в связи с арестами их близких родственников и из-за «скрытия социального положения».

Лапшин Е.П.

Руководство отдела прилагало огромные усилия по поиску и набору новых работников. Только с сентября по декабрь 1938 года было принято около 120 человек, что не позволяло провести стандартную процедуру проверки всех поступающих на службу . Избавляясь от сотрудников с запятнанной биографией, в органы безопасности тут же попадали непроверенные установленным порядком люди. Однако следует сказать, что в НКВД, как правило, направлялись по рекомендациям партийных и комсомольских организаций (так называемый ежовский призыв), а это значило, что многие из прибывших прошли несколько «чисток» как по биографическим данным, так и по политическим критериям.

В связи с тотальным обновлением личного состава 2 Спецотдела новые работники столкнулись с огромными трудностями бытового характера. Лица, направляемые в отдел по мобилизации ЦК ВКП(б), квартирами обеспечены не были. Общее число нуждающихся в жилье достигло 250 чел. Часть из них проживала в гостиницах и общежитиях, часть — в подвалах и полуподвалах. Другие за городом на «непригодной площади», треть — «на чужой площади».

По причине организационной неразберихи и катастрофичного некомплекта личного состава страдала хозяйственная и финансовая деятельность отдела, прекратилось дальнейшее развитие технической базы, замерло строительство новых контрольных радиостанций.

Кадровая чехарда, тотальное обновление личного состава органов безопасности, страх и неуверенность в завтрашнем дне нанесли удар по системе «техническое подразделение — оперативное подразделение». В течение значительного периода времени не велась выработка совместных средне- и долгосрочных программ развития средств оперативной техники, обстановка страха и подозрительности не способствовала налаживанию деловых и личных связей. Снизился уровень подготовленности сотрудников оперативных отделов по владению оперативно-чекистской техникой, не велась планомерная, кропотливая, рассчитанная на перспективу, совместная работа оперативников и инженеров по ее совершенствованию, что пагубно сказалось на многих направлениях оперативно-технической деятельности. Вместо продуманного наращивания потенциала технических подразделений произошло его резкое падение.

С приходом в руководство новых людей изменилась атмосфера и стиль работы подразделений, их деятельность приобрела бόльшую стройность и плановость. Новые начальники стали хорошими исполнителями и организаторами, к ним прислушивались, но того веса, авторитета, каким обладали прежние руководители, они уже не имели.

Происходивший в эти годы интенсивный процесс укрепления административно-командной системы привел к формированию новой социальной группы — советских управленцев. К их числу с полным основанием можно отнести и новых руководителей подразделений органов безопасности: функционеров, выросших при советской власти, выходцев из семей рабочих и крестьян. Центральным принципом строительства нового механизма управления стала так называемая номенклатура. Теперь каждый начальник технического направления вплоть до отделения структурного подразделения ведомства являлся номенклатурной единицей и его назначение на должность подлежало утверждению в ЦК ВКП(б).

Очевидно, что рассматриваемый период в значительной степени оказался потерянным для развития технической сферы органов безопасности. В последующие годы потребовались чрезвычайные усилия всех звеньев управления и напряженный труд работников по восстановлению потенциала, производственных связей и оперативного взаимодействия, налаживанию рабочего ритма технических подразделений ведомства.

P.S. Практически все репрессированные руководители, сотрудники и члены их семей были реабилитированы.

История ОГБ статьи